Беглая Русь - Владимир Владыкин

С того дня, как пришёл из армии Давыд Полосухин, Ульяна Степановна, мать Зины, надоумливала дочь ни в коем разе не упустить, не отдать другой хорошего жениха. Пусть он с виду выглядит, несмотря на коренастость и вальяжность, этаким неуклюжим, зато очень работящий, старательный. И самогоном, как иные хлопцы, чрезмерно не увлекается, вот за что надо ценить парня, а с лица воду не пить. Поэтому Зине нечего выжидать какого-то особенного, а то не ровен час и этого проморгает, девок в посёлке нынче больше, чем парней. А о городе лучше забыть насовсем, городская жизнь, кроме неисчислимых страданий, ничего хорошего не принесёт. Наверно, мать в этом была права, когда норовила стращать её городом.

– Вот дочка, я тебе самый верный путь указываю, – говорила наставительно Зине мать.– Смотри мне Давыда не упускай, а то оглянуться не успеешь, как наши проворные девки его выхватят у тебя из-под носа.

– Маманя, да он ещё не мой, как же я запрещу другим? – с протяжной манерностью отвечала Зина.

– А я что тебе советую, сделай так, чтобы стал твоим! Сколько сейчас невест подросло, что потом не заметишь, как его проморгаешь! – твердила своё Ульяна Степановна.

– Ну и скатертью дорога, быстрей, поди, в город уеду. Вот там уж точно я буду нарасхват…

– На какой смотря расхват, дочка, ты думай, что говоришь. Кто тебя туда отпустит из колхоза? Прошли давно те времена, мы теперь как крепостные, какие были в старину. Мне, помню, моя бабка рассказывала. Она тогда неплохо жила, при помещиках-то…

– Ну ты даёшь, маманя! При барах, хорошо жили? Я впервые от тебя это слышу, чтобы при помещиках привольно жилось. Я, если так захочу, то и спрашивать не буду – уеду и всё! А зачем я буду век тут гнуть спину в коровнике? Уже без того лицо всё обветренное, грубое! – брезгливо проговорила Зина. – Охота становиться старухой раньше времени?

– Что ты напускаешь на себя дурную блажь, Зина? Ведь в городе тебя никто не ждёт. Ни один городской с образованием не посмотрит на деревенскую, разве что сгодишься для развлечения. Ты бы больше о Давыде думала, как его не упустить!

– Вот сяду и буду гадать: да как же мне его не проворонить? Да и кому он нужен такой неотёсанный! – злорадно протянула Зина.

– Глупая, да рази у тебя глаз нет? Поучись-ка зазывать взглядом. Вот он и поймёт, а то, небось, смотришь, как сычиха? Вот бывало я девкой, как поведу за ними глазами долго, так за мной целый табун! – полусмеясь-полусмущаясь отвечала мать.

– Это ты чему меня учишь, маманя? – округлила глаза дочь, покраснев оттого, что мать посягнула на своё сокровенное или нарочно подучивала её неприличным манерам?

– Так по-твоему, я шалопутная была? – в оторопи протянула ещё нестарая мать, родившая последних дочерей Капу и Майю с промежутком в несколько лет.

– Я не знаю, что у тебя и как получалось с отцом и разве я так сказала? – растерянно пролепетала Зина, опустив голову. И всё равно для неё было страшно любопытно узнать, как в молодые годы матери парни ухаживали за девушками. И вообще, какие тогда среди молодёжи преобладали нравы. Её советы теребили сердце девушки, заставляли по-новому смотреть на Давыда и на себя. Собственно, Зина ничего плохого не видела в том, как в свою молодость мать умела завлекать парней. Ей было не столь важно, насколько мать перед ней была искренна, однако хотела знать, как отец сделал ей предложение? Но об этом она постеснялась спросить и не спешила признаваться себе, что с какого-то времени жила в заветном ожидании, когда Давыд отважится на то же самое. И если это произойдёт, она нарочно ему скажет, что должна хорошо подумать, прежде чем ответить. И у Зины живо разыгралась фантазия, как Давыд, не достигнув своего, станет ходить за ней и упрашивать; она же ему холодно ответит, что его приставания ей порядком надоели. Но он проявит настойчивость, и так умается, что она, натешив своё самолюбие, даст ему согласие стать его женой. Говорят, по обычаю девушки обещают парням верность и любовь. Но Зина не испытывала к Давыду большого чувства, и как в таком разе она может обещать ему любовь и верность. Но ей будет достаточно, чтобы он любил её. И у Зины даже поднялось настроение, усталость как рукой сняло. И когда Капа пришла с огорода, где выпалывала по картошке сорняки вместе с матерью, они вскоре отправились на молодёжную поляну, откуда уже доносились звучные переливы гармошки…

На вечёрку сёстры Половинкины никогда не приходили в числе первых. В этом неизменно преуспевали близняшки Овечкины, Ольга и Арина, Зоя Климова и Нина Зябликова, несмотря на то что не все они жили напротив поляны. Зина впервые заметила, с каким интересом на неё пялился Гриша, словно говоря: «Что ж ты от себя отпустила Давыда?» Она прошла мимо куривших в стороне от разгоравшегося костра парней, даже ни на кого не глянув, которые, словно мстя за её невнимание, как-то вразнобой, недружно засмеялись. И когда Зина обернулась, желая понять, чем вызвала у них смех, она увидела приблизившегося к ним Давыда, который уловил её презрительный взгляд. Но бывший солдат не знал, что он относился не к нему, и тогда она сменила его на деланную улыбку: «Что это он с ними шушукается? – подумала она. – Не открылась ли ему загадка Вальки? Вон как зубки скалит!» Но Давыд смеялся оттого, что ему казалось, будто девушка высмеивала его, так как догадывалась, что он не знал, как заговорить с ней.

Между тем Давыд только краем уха ловил байки ребят, а сам не сводил с девушки пристального взгляда. Зина состроила зазывно-озороватую улыбку, чем невольно поощряла его к активным действиям и ещё больше укрепляла в нём заветное желание.

Сумерки иссиня-чёрным пологом накрывали вытоптанную танцорами поляну. Возле кострища возились подростки, подбрасывая в разгоравшийся огонь пучки соломы, объедья кукурузных будыльев; и они быстро разгорались трепещущими малиновыми всполохами. А потом затрещал, оглушительно выстреливая, сухой бурьян и хворост. Запахло горелым, в воздухе летали тёмно-серые пепелинки. И жаркий огонь, подхватывая их, взметнулся кверху пересекающимися яркими языками, выхватывая из темени ладные фигурки девушек в пёстрых платьицах, что казалось, от яркого огня их волосы тоже вспыхивали. И Давыд, словно с кем-то на спор, вдруг издали рукой поманил к себе Зину. Она инстинктивно отошла от подруг в тень, и ждала его, пока ещё не начали танцевать. «Ага, наконец осмелился! – весело подумала она. – Что же он мне скажет, что любит меня и просит моей руки? Но я ещё посмотрю на его поведение, и подумаю, согласиться ли…»

«А Валька Чесанова чего это ради сегодня опаздывает на вечёрку?» – мелькнуло у Зины и она больше не думала о ней. Но девушка не знала, что Давыд о её српернице уже успел переговорить с Гришей: дескать, когда она придёт, чтобы ни в коем случа не отпускал от себя! И прежде чем подойти к гармонисту, он выяснил у Алёшки Жернова, что его соседу Грише она нравилась. И бывший солдат решил прекратить бессмысленные ухаживания за ней, чтобы не обнадёживать сердце девушки несбыточной мечтой.

Однако на призывы Давыда Зина лишь отрицательно покачала головой, чем несколько смутила его. Но в следующую минуту по её намёкам он понял, что она ни за что не подойдёт к нему первая. И он, не выпуская изо рта папиросы, пошагал к ней сам. Зина стояла в тени и кокетливым смешком продолжала подразнивать Давыда, так как он ещё не проронил ни одного слова. Как-то резко, озорно заиграла гармошка. На свежем, молодо сиявшем лице девушки блуждала странная улыбка; ей так и хотелось спросить, почему же ухажёр не знает простого, что девушки не подходят к парням первыми, даже если они их очень попросят.

– Это, значит, ты и есть старшая Половинкина? – неловко улыбаясь, наконец спросил Давыд, раскуривая папиросу, несколько унимая этим самым волнение.

– Разве ты слепой? – небрежно усмехнулась Зина, всматриваясь в его неестественно бордовое лицо, на котором плясали оранжевые блики костра.

– Да пока зрячий! Просто, когда уходил служить в армию, ты была мне по пояс. А вон, в какую гарную барышню вымахала!

– А разве тогда я была уродина? – чуть ли не серьёзно возмутилась девушка, однако нашла в себе силы подавить это чувство.

– Зато такой махонькой-махонькой! – продолжал он куражится, но без всякого зла.

– Будто ты не был таким! – с вызовом бросила Зина, пытаясь уловить, насколько у него глупых мыслей было больше, чем умных.

– Ты вынуждаешь нести всякую чепуху, не пора ли нам перейти к любви, которая, думаю, к нам уже приближается!

– Слава Богу, а я уже не рассчитывала услышать от тебя что-то хорошее, – вздохнула Зина. – И кто же первым должен начать? – игриво спросила она.

– Давай начнём с меня! Я про шутки забываю, когда мне кто-то нравится…

– Сперва это была Валя Чесанова, а теперь я? – поддела Зина.